Неточные совпадения
Ел Никодим Иванович много, некрасиво и, должно быть, зная это, старался есть незаметно, глотал
пищу быстро, не разжевывая ее. А желудок у него был
плохой, писатель страдал икотой; наглотавшись, он сконфуженно мигал и прикрывал рот ладонью, затем, сунув нос в рукав, покашливая, отходил к окну, становился спиною ко всем и тайно потирал живот.
Женский инстинкт и сердце матери говорили ей, что не
пища главная причина задумчивости Александра. Она стала искусно выведывать намеками, стороной, но Александр не понимал этих намеков и молчал. Так прошли недели две-три. Поросят, цыплят и индеек пошло на Антона Иваныча множество, а Александр все был задумчив,
худ, и волосы не росли.
— Вот уж года три, — отвечал Евсей, — Александр Федорыч стали больно скучать и
пищи мало принимали; вдруг стали
худеть,
худеть, таяли словно свечка.
— Да не кто другой. Вот, примерно, тянулось раз судишко на бичеве из-под Астрахани вверх по матушке-Волге. На судишке-то народу было немало: всё купцы молодцы с
пищалями, с саблями, кафтаны нараспашку, шапки набекрень, не
хуже нашего брата. А грузу-то: золота, каменьев самоцветных, жемчугу, вещиц астраханских и всякой дряни; еще, али полно! Берег-то высокий, бичевник-то узенький, а среди Волги остров: скала голая, да супротив теченья, словно ножом угол вышел, такой острый, что боже упаси.
— Это-то, любезнейший, еще
хуже; как бы очень-то начала кричать, рассердит, по крайней мере, плюнешь, да и прочь пойдешь, а как будет молчать да
худеть, а ты-то себе: «Бедная, за что я тебя стащил на антониеву
пищу»…
Это чиновникам хочется доказать, что от
худой, чтобы подрядчика прижать, а я знаю, что непомерная смертность идет от хорошего свойства
пищи, и мужики сами это знают.
— Что, дядя, не понравилось? —
пищит Комар Комарович. — Уходи, а то
хуже будет… Я теперь не один Комар Комарович — длинный нос, а прилетели со мной и дедушка, Комарище — длинный носище, и младший брат, Комаришко — длинный носишко! Уходи, дядя…
Евреиновы — мать и два сына — жили на нищенскую пенсию. В первые же дни я увидал, с какой трагической печалью маленькая серая вдова, придя с базара и разложив покупки на столе кухни, решала трудную задачу: как сделать из небольших кусочков
плохого мяса достаточное количество хорошей
пищи для трех здоровых парней, не считая себя саму?
Она, как будто по инстинкту, произнесла: «Кис, кис!» — и вдруг из бурьяна вышла ее серенькая кошка,
худая, тощая; заметно было, что она несколько уже дней не брала в рот никакой
пищи.
— И еще тем
худая женщина лучше толстой, что она дешевле стоит, — убедительно говорил дьякон. — Первая дьяконица моя покупала на платье двенадцать аршин, а вторая десять… Так же и в
пище…
— Барышня пролежали в постели целый день, на другой день тоже:
пищи никакой не принимают, что ни на есть чашка чаю, так и той в день не выкушают, сами из себя
худеют, бледнеют, а бабенька хоть бы спросили, точно их совсем и на свете не бывало; по тому только и приметно, что сердце ихнее болело, что еще, кажется, больше прежнего строги стали к нам, прислуге.
С Палагеей Ивановной тоже нехорошее творится:
худеет и кашляет день ото дня больше,
пищи никакой не имеет, а без мадеры уже и жить не может.
Лучше взять веревку и пойти в лес за дровами и продать вязанку дров на
пищу, чем просить людей, чтобы кормили вас. Если они не дадут вам, — вам будет досадно, а если дадут, — будет еще
хуже: будет стыдно.
В числе женщин, пришедших с больными детьми, стояла баба неопределенных лет,
худая, с почерневшей кожей; она была беременна и имела при себе трех детей, из которых двое тянулись за материну юбку, а третье беспомощно
пищало у ее изможденной груди.
Но я утверждаю положительно, что мы мирились с бедностью, дурной
пищей,
плохой квартирой — гораздо охотнее и выносливее; не позволяли себе делать из этой бедности какого-то мундира.
Когда же я стал доказывать то, что сами торговцы этим умственным товаром обличают беспрестанно друг друга в обмане; когда я напомнил то, что во все времена под именем науки и искусства предлагалось людям много вредного и
плохого и что потому и в наше время предстоит та же опасность, что дело это не шуточное, что отрава духовная во много раз опаснее отравы телесной и что поэтому надо с величайшим вниманием исследовать те духовные продукты, которые предлагаются нам в виде
пищи, и старательно откидывать все поддельное и вредное, — когда я стал говорить это, никто, никто, ни один человек ни в одной статье или книге не возразил мне на эти доводы, а изо всех лавок закричали, как на ту женщину: «Он безумец! он хочет уничтожить науку и искусство, то, чем мы живем.
Заботы в такой неизвестности погрузили меня в несказанную слабость. Лишась сна и
пищи, я
хуже младенца. Все видят мое изнурение. Ехать в Херсон, сколь ни нужно, не могу двинуться; в подобных обстоятельствах скажите только, что вы здоровы».
Лошади, рожденные в степях азиатских, не
хуже своих всадников терпели непогоды и довольствовались тощею
пищей.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще
хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная
пища пленных была выдана кониною.
Обязанности кухонного мужика показались Баранщикову гораздо больше по душе, чем беспокойная солдатская служба, и притом Баранщиков был у генерала «доволен
пищею» и обхождением, и он начал стараться, чтобы не попасть куда-нибудь
хуже, и скоро выучился «понимать по-испански», и мог уже говорить с генеральшею, которая была очень добра и жалостлива, и вот ей стало жалко Баранщикова, что он оторван от семейства и живет в неволе, и она через полтора года упросила мужа отпустить Баранщикова на свободу.